Стивен Эриксон

Тем, во что веруем, мы становимся на самом деле.

Испытания одинаковые. Общие для ваших двух армий. Но не только… общие во все времена. Для всех, кто обладает памятью, будь то один человек или целый народ, уроки жизни – всегда одни и те же.

Что бы ни случилось, думай о прощении. Держись за него, но знай, что его не следует даровать всем без разбора. – Серебряная Лиса перевела сонный взгляд на Корлат, и её тёмные глаза вдруг жёстко блеснули. – Иногда в прощении следует отказать.

Прагматичные солдаты, – заметила Мхиби, – самые страшные из людей, каких мне довелось встречать за свою короткую жизнь.

В долгом, измученном прошлом тисте анди скрывались трагедии. Раны, которые никогда не зарубцуются. Даже страдание, поняла рхиви, может стать образом жизни. То, что такое существование растянулось на десятилетия, века, тысячи лет, повергало Мхиби в безмолвный ужас.

Ты говоришь о мире как вещи физической, подчинённой естественным законам. И это всё?

– Нет, в конечном итоге мысли и чувства всех живых существ определяют, что́ есть реальность – точнее, реальность для нас.

Жалость к самому себе способна занять слишком важное место в мыслях, если не следить за ней и не подавлять в зародыше.

Смерть и умирание заново превращает нас в детей, в последний раз, для последнего детского крика. Многие философы утверждали, что мы навсегда остаёмся детьми, глубоко под ороговевшими слоями, из которых складывается броня взрослости.

Броня тянет вниз, ограничивает тело и душу внутри. Но защищает. Удары смягчаются. Чувства теряют остроту, так что остаётся лишь терпеть синяки, а те вскоре сходят.

– Неудавшиеся аспекты? Необходимая сила случайности, неожиданности? Азаты и сама Колода – это структуры упорядочивающие, однако всякий порядок нуждается в свободе, иначе он застывает, становится хрупким.

Ах, капитан, ты столько всего держишь в себе – во тьме, в цепях. Бесстрастность – это порок, а не добродетель. Неужели не понимаешь?