Смерти нет. Краткая история неофициального военного поиска в России

Нет, секс близко не лежит к той категории удовольствия

Короче, меняли мосты, подняли такую подушку свинцовую, а там выдолблено отверстие, в нем — бутылка водки и писулька. Мне Славка чеховский рассказывал. Долбанули они водку — ничего, обычная. Прочли записку: мол, я такой-то, например, Иванов, говорит, жалко будет, если зачислят меня в дезертиры, но ухожу с поста. Война кончается (это был уже 44-й год, но мосты все равно охраняли — вдруг диверсия). Говорит, все на фронте, а я тут мост охраняют. Потомки, завещаю вам бутылку, сам убегаю на фронт. Ведь не выдумаешь же сам такое? Небось остановили его где-нибудь — и все, трибунал. Родным каково?

Почему-то мы стесняемся того прошлого. Я не понимаю почему. Нам его надо уже переосмыслить, сделать из него какие-то выводы. А у нас наоборот — это секрет.

Но мы нашли, кстати, один двор, где семья знает, что напротив этого двора закопан человек. Что могила там была всю жизнь. Бабки, три сестры, сказали, что могила должна быть буквально вот здесь. А медальон они после войны забрали у него. Даже сказали фамилию этого человека. Мы сразу по ОБД посмотрели: это оказался артиллерист, дислокация подразделения была очень далеко, его сорок километров оттуда везли. Привезли, он умер — закопали напротив дома. И вот, понимаешь, люди в курсе, что здесь кто-то похоронен, всю жизнь знают про эту могилу, но ни крестика, ничего. Им по большому счету все равно.
Мы там начинаем рыскать, пробивать щупами землю, хотели ливнинским ребятам передать, чтобы забрали — чего он будет на проходе лежать. Тем более все известно. По-моему, Колесников его фамилия. В общем, мы начали искать, а люди эти местные говорят: «Да ладно, он наш дом бережет».

В советское время все по-другому было: там сначала общество, потом человек. Все-таки, в моем понимании, общество, которое чтит законы и уважает друг друга, зарождается именно от частного к общему. То есть сначала ты с определенным набором качеств, а потом уже общество. И оно из этих маленьких частиц, человеческих миров, собирает рабочую машину, причем самодостаточную машину — из этого в конечном итоге должно сложиться государство.

Современная наука — педагогическая психология — утверждает, что разговоры, поучения и наставления не воспитывают. Воспитывает только участие в добровольной, бескорыстной деятельности на пользу обществу, участие подростков примерно с 12 лет в «труде-заботе». Это дает подростку уверенность в себе и в своих силах, уважение окружающих и самоуважение.

Не знаю, что со мной будет. Но, самое главное, мне бы надо все это так подстроить, если вдруг будут делать операцию, чтобы у меня в мае было время. Я хочу поехать. Мне насрать на свое здоровье, я уже прожил жизнь. Мне хочется поехать... Вахта же на мне держится!

А так, что главное — лес, общение, понимаешь. Конечно, все мы хабарщики [35], если честно сказать. Все равно что-то мы да находим, тянем в коллекции. Какую-нибудь пряжечку интересную. А, с другой стороны, в земле все равно сгнило бы, а так хоть школам музеи собрать помог.

Я не знаю... Последний год-то, может, в этом году будет. [21] Сил нет.

Я как-то раскоп недоделанный оставил. Меня спрашивают: «Донатыч, а чего же ты не доделал?» Говорю: «Это немцы, в пизду их...»