VZ. Портрет на фоне нации

Россия — вечно причитающий убийца

Русский мир первым делом приносит с собой пытку.

Как говорил один герой старой книжки, если в тебя швыряют камни с обеих сторон дороги, ты, скорее всего, на верном пути

российские пропагандисты предпочитают рассказывать о героических смертях, поскольку идеальный гражданин — мертвый гражданин, его и кормить не над

Огромный процент россиян и значительная часть украинцев (особенно зарубежных, то есть живущих не под бомбами) по-прежнему уверены в том, что у России с Украиной договорняк. Версия эта существует не потому, что убедительна, и не потому, что любой руководитель президентской администрации идеально подходит на роль крота в силу своей влиятельности и вовлеченности в тайны Банковского двора, а потому, что очень уж страшно представить, насколько все всерьез.

Россия придала ситуации смысл и драматизм: она отлично справилась с ролью абсолютного зла, и война стала тем восемнадцатым верблюдом, который разрешил неразрешимое.
Это произошло ценой огромных жертв, ценой разрушения миллионов жизней — в России, в Украине, в мире; рискнем сказать, что это произошло ценой российского будущего, потому что никакого будущего у страны-агрессора с фашистской идеологией и палаческим режимом быть не может.

Ни один актер не покинет сцену, где на него смотрят десять миллиардов человек.

В августе 2022 года, отвечая на вопросы Би-би-си, он высказался однозначно: «Никто не может делать правильно все. Но, учитывая небывалую экстремальность и критичность ситуации, украинские власти делают гораздо больше и намного лучше, чем кто-то мог вообразить и ожидать от них до российского вторжения. Особенно если в них сначала видели только дилетантов, как, насколько мне известно, относился к нашим руководителям Путин. Очередной роковой просчет Кремля. А я, в свою очередь, искренне рад, что еще весной 2019 года поверил в большой потенциал и честность намерений Владимира Зеленского и поддержал его»

Вуз превратился в своеобразную отсрочку от взрослой жизни.

Кто-то нам внушил — еще в эпоху Просвещения, давно скомпрометированную последующей историей, — что читать более престижно, чем заниматься, например, слаломом или сексом.