Конь пегасый

– Ну, давай, Пегасый, теперь шуруй домой!

И это не просто неуменье поставить дело – это прямая вялость, увертка, отлыниванье и желание получить прямо в рот жареных рябчиков!

– Рассказывать, в общем-то, не о чем, – начал я. – Взяли меня с поличным. Нашли прокламации… Я собрал в цехе рабочих…

Надя Крупская с детства боялась медведей.

Когда эфэсбэшник вышел, я посидел еще немного, почитал «легенду». От того, что мне предстоит играть роль революционера, мне стало совсем грустно. Только сейчас я заметил на стене фотографический портрет Феликса Дзержинского в фуражке со звездой.

– Маловерие – грех, – сказал священник, – а душа Божия бессмертна. Не бойся. Молись Архангелу Михаилу, он защитит…

Меня просто поразило обилие советских названий, мелькавших на рекламных щитах, табличках с названиями улиц: «Большевистская», «Красный проспект», «Октябрьская», «им. Урицкого», «Советская»… Я уже чувствовал себя попавшим, хотя и в недалекое, но прошлое.

Услышал я знакомый голос профессора Семипядова. – Вы уж простите меня, что самым бессовестным образом порчу вам праздник. Но эксперимент я решил начать раньше намеченного срока. Так что 8 января жду Вас у себя дома в Академгородке – естественно, в полном физическом здравии и бодрым духом!

Не часто я бывал в театре, и, конечно, ложу всегда считал привилегией знатных особ, а тут такая удача – билет в ложу, да не где-нибудь там, в Актюбинске, а в самом Ленинграде! Повезло так повезло. В общем, мне было от неожиданности немного не по себе. Смущало еще то, что одет я был не для театра: в потертых джинсах, кроссовках, с белым хозяйственным пакетом, из которого наносило густым ароматом черного хлеба.

– Молодой человек, вам билет нужен? Возьмите. У нас в группе один человек не пришел. Ждали, ждали… А вот теперь говорят, заболел.