Юрий Медведько

Я всегда был лучшей компанией самому себе

Запах действительно был дурным, но он исходил от самого хорошего человека, которого я знал, и поэтому не пугал меня

Но ты будешь жить дальше и переживешь это, потому что другого выхода у тебя нет.

Все слушали. Для меня лично мои собственные слова звучали здорово. Они заполнили классную комнату от одной доски до другой, бились о потолок и отскакивали вниз, они покрыли туфли миссис Фритаг и засыпали пол. Самые красивые девочки нашего класса стали бросать на меня испуганные взгляды. Все крутые парни просто на говно изошли от злости, потому что их сочинения ни хуя не стоили. Я упивался своими словами, как истерзанный жаждой человек. Я даже сам начал верить в то, что выдумал. Я возрождался. Я видел Джуана, сидящего в нашем классе, и как я при всех бил его по харе. От нетерпения мои ноги то вытягивались, то поджимались. Но все это слишком быстро

было в его глазах: изящный стиль, неистовая отвага и безграничное одиночество.

это было в его глазах: изящный стиль, неистовая отвага и безграничное одиночество.

Его предложения были просты и сердиты.

сдирал с людей шелуху лжи и лицемерия,

открыл книгу на первой попавшейся странице и стал читать. В ней рассказывалось о человеке, который играл на фортепиано. Поначалу все казалось сплошной липой, но я продолжал читать. Человек за фортепиано был болен. В его сознании существовали мысли — странные и мрачные. Строчки на странице располагались с нарастающим напряжением, почти как крики того мужчины в больнице, но только это звучало не как: «Джой, где ты?», а скорее: «Джой, где хоть кто-нибудь?» Таков был нерв Лоуренса, его кровавые строки. Я никогда не слышал о нем.

Результаты выбора не имели никакого значения, все равно вас брали за жабры и ебали по полной программе, к двадцати пяти годам большинство людей уже становились полными кретинами. Целая нация болванов, помешавшихся на своих автомобилях, жратве и потомстве. И самое гнусное — на президентских выборах они голосовали за кандидата, который больше всех походил на серое большинство