Егор Яковлев

Лидеры нацистского государства сами собирались возбудить в немецком народе «стремление на восток» и воспроизвести колониальные прецеденты искусственно, опираясь на безоговорочно подчинённый им аппарат.

Индейцы греховны и отвратительны даже внешне. Застрельщиком этого тезиса выступил ещё Колумб, сообщивший в своём судовом журнале, что «на большом расстоянии отсюда есть мужчины с одним глазом и есть другие, с собачьими мордами, которые едят людей». Здесь обозначены и явные признаки физического уродства, и намёк на каннибализм: именно первооткрывателю Америки мы обязаны самим словом «каннибалы», которое является не чем иным, как искажённым словом «карибы», то есть названием одного из племён Карибских островов. Сам Колумб никаких людоедов не видел и в конце концов пришёл к выводу, что слухи о них — вымысел. Но в Европе легенда об индейцах как о пожирателях человеческой плоти получила широкое хождение.

Совсем иной оказалась модель англосаксонской колонизации. Она испытала огромное влияние пуританского кальвинизма, который идеологически обслуживал зарождающийся капитализм и внёс в христианство идею предопределения. Суть её состояла в том, что Бог предвечно уже предназначил каждого человека либо к спасению, либо к вечной погибели. Эта ветвь реформаторства разделила людей на изначально избранных и отверженных. «Хотя и говорят, — писали кальвинисты, — что Бог послал сына своего для того, чтобы искупить грехи рода человеческого, но не такова была его цель: он хотел спасти от гибели лишь немногих. И я говорю вам, что Бог умер лишь для спасения избранных» . Изменить или исправить свою судьбу, согласно кальвинизму, было нельзя. В событиях жизни можно было лишь искать знаки того, что уготовил Всевышний.

Это учение наложило большой отпечаток на формирование английского самосознания, в котором национальные успехи воспринимались как признак избранности и божьего благоволения.

В конце XVI века богослов и философ Томас Картрайт провозгласил, что «Англия — это Израиль Господа», англиканские священники стали обращаться к пастве «избранный народ». Уже в XVII веке, пишет американский историк Дэвид Стэннард, «британцы считали себя самым цивилизованным народом на Земле и одобрительно кивали на слова Оливера Кромвеля “Бог был англичанином”»

Для всех остальных городов действует правило, что перед взятием они должны быть разрушены артиллерийским огнём и атаками авиации, а население должно быть принуждено к бегству. Ставить на карту жизнь немецких солдат для спасения русских городов от опасности пожаров или кормить их население за счёт немецкой родины — безответственно

Переплыв океан, пуритане вскоре стали свидетелями страшной эпидемии оспы, которую они сами же и принесли в Новый Свет. Индейцы Массачусетса умирали сотнями у них на глазах, отчего «ранние колонисты назвали эти земли “новообретённой Голгофой”. Но эта Голгофа радовала пуритан — не только потому, что занесённые болезни не угрожали их жизням, но и потому, что покрытые язвами тела индейцев выглядели однозначным признаком божественного одобрения их колониальных усилий».

В течение следующего столетия идея богоизбранности американских пуритан развивалась и шлифовалась в связи с их успехами. По словам Арнольда Тойнби, «в XVIII в. противоборство между народами Западной Европы за главенство в заокеанском мире закончилось полной победой протестантов, говоривших на английском языке…. Это было большим несчастьем для человечества, ибо протестантский темперамент, установки и поведение относительно других рас, как и во многих других жизненных вопросах, в основном вдохновляются Ветхим Заветом; а в вопросе о расе изречения древнего сирийского пророка весьма прозрачны и крайне дики». В XIX веке эти установки эволюционировали в философско-политические доктрины Соединённых Штатов Америки, которые не утратили своего влияния по сей день

«Предначертание» было тесно связано с пуританским расизмом. Как сообщает современная исследовательница, «большинство экспансионистски настроенных газет пропагандировали теорию расового превосходства англосаксов и, в частности, были исполнены презрения к мексиканскому народу, который, согласно Illinois State Register, был “не намного выше уровня негра”». В официальном сообщении Конгресса по иностранным делам мексиканцев называли «полуварварским народом». Газета Nashville Union объясняла аннексию Калифорнии тем, что «мексиканцы не доросли до демократии». Democratic Review заявляла, что «процесс изгнания индейцев или уничтожения их как расы должен быть проведён и на юге» в отношении мексиканцев. Сенатор Джордж Макдаффи из Южной Каролины вообще не представлял себе другого исхода войны, как только «перебить всех мексиканцев». Другой сенатор, Джон Кэлхаун, говорил: «Больше половины мексиканцев — индейцы по крови и не лучше чироков».

Вскоре эта программа стала учитывать и английский рабочий класс. С пугающей откровенностью об этом говорил крупный колониальный деятель Британии Сесил Родс: «Я был вчера в лондонском Ист-Энде (рабочий квартал) и посетил одно собрание безработных. Когда я послушал там дикие речи, которые были сплошным криком: хлеба, хлеба!, я, идя домой и размышляя о виденном, убедился более, чем прежде, в важности империализма. Моя заветная идея есть решение социального вопроса, именно: чтобы спасти сорок миллионов жителей Соединённого Королевства от убийственной гражданской войны, мы, колониальные политики, должны завладеть новыми землями для помещения избытка населения, для приобретения новых областей сбыта товаров, производимых на фабриках и в рудниках. Империя, я всегда говорил это, есть вопрос желудка. Если вы не хотите гражданской войны, вы должны стать империалистами».

Когда после подавления польского восстания 1863 года на Россию обрушился шквал расовых обвинений, издатель «Колокола» Александр Герцен ответил на них весьма эмоционально. Обращаясь к европейской публике, один из главных рупоров русской оппозиции настаивал на том, что демократическое движение на его родине растёт и ширится — оно «не приостановлено. Это факт чрезвычайно важный, и мы требуем лишь расследования, чтоб установить нашу ошибку или же признать нашу правоту. Вместо этого испускают вопли, исполненные тревоги и ожесточения, изобретают этнографические оскорбления, осыпают Россию ударами фальшивой филологии». Отвечая на эти «этнографические оскорбления», Герцен с достоинством говорил: «Мы выше зоологической щепетильности и весьма безразличны к расовой чистоте; это нисколько не мешает нам быть вполне славянами. Мы довольны тем, что в наших жилах течёт финская и монгольская кровь; это ставит нас в родственные, братские отношения с теми расами-париями, о которых человеколюбивая демократия Европы не может упомянуть без презрения и оскорблений. Нам не приходится также жаловаться на туранский элемент… Мы не краснеем от того, что происходим из Азии, и не имеем ни малейшей необходимости присоединяться к кому бы то ни было справа или слева. Ни в ком мы не нуждаемся, мы — часть света между Америкой и Европой, и этого для нас достаточно».