Анна Бабяшкина

Мы сидели наверху в маленьком кафе рядом с Колледж-Грин, и разговор как-то свернул на моногамию, о которой мне нечего было сказать.

самомнением у меня всегда было непросто. Я знала, что интеллектуальные достижения — не повод считать себя лучше других, но когда в моей жизни случалось что-то плохое, меня утешала мысль, что я очень умная.

Постепенно ожидание перестало походить на ожидание — стало казаться, что это и есть жизнь: заниматься какими-то делами, чтобы отвлечься, пока ждешь того, что так и не происходит.

В трудные времена все мы должны снова и снова решать, кого мы любим.

Она рассмеялась. Нет, Фрэнсис, боюсь, мне до тебя далеко. Тебе придется во всем разбираться самой.

одно дело – если что-то исчезло, и другое – если ничего никогда и не было

Я и не знала, что у тебя такое творится, сказала я.
У всех постоянно что-то творится, ну? Это же, в сущности, и есть жизнь

Вот так и работают привилегии, однажды сказал мне Филип. Богатые придурки типа нас устраиваются на неоплачиваемые стажировки, а потом получают за это работу.

За себя говори, ответила я. Я вообще не собираюсь работать.

Как мило. Люблю, когда меня хвалят и при этом не нужно смотреть человеку в глаза.

Я самосовершенствуюсь, думала я. Я стану такой умной, что никто меня не поймет.