Антония Байетт

Мною владело знакомое — мне, по крайней мере, знакомое — чувство, будто мой путь, узкий, устланный сквозными тенями, расстилается равновидно и впереди и позади; будто я — это и я вчерашний, и я завтрашний, всё вместе, в одном лице, — и я проезжал этот путь с полным своим безразличием, ибо всё едино, к цели я еду или от цели или не еду вовсе. Для меня такие минуты — поэзия. Не поймите меня превратно: я не про сусальные «поэтические минуты», а про мгновения, придающие всему стройность. — Под стройностью я разумею, конечно, и стихотворный размер, и звучание, но не только их, а ещё и стройность, которую создают некие линии жизни, пронизывающие нас на своём равновидном пути от Начала к Концу.

Я влюблён в тебя. И эта моя любовь перекидывается на других существ, что схожи с тобой хотя бы отдалённо.

невозможно любить, когда человек настолько для тебя закрыт!

Человек — это история его мыслей, дыхания и поступков, телесного состава и душевных ран, любви, равнодушия и неприязни, история его народа и государства, земли, вскормившей и его, и предков его, камней и песчинок знакомых ему краёв, история давно отгремевших битв и душевных борений, улыбок дев и неспешных речений старух, история случайностей и постепенного действия непреложных законов — история этих и многих других обстоятельств, один язычок огня, который во всём живёт по законам целого Пламени, но, вспыхнув единожды, в своё время угаснет и никогда больше не загорится в беспредельных просторах будущего

Такова человеческая природа: люди охотно поспешат за тобою, едва ты только их разлюбишь или перестанешь к ним тянуться.

Я слышал, женщины изменчивы: но ты
В своей изменчивости столь же постоянна,
Как нить спокойная реки, что, от истока
Стремимая к порогу и к паденью
В объятья неподвижных берегов,
Единой остаётся, обновленна,
Подвижна вечно, каплями ж бессчетна.
Ты — и за то любима мной — та сила,
Что формы движет, сохраняя формы.

Р. Г. Падуб. Аск — Эмбле. Послание XIII

Вэл ждала. Роланд обнял её. Страсти не было – была воля и расчёт. У него только два выхода: начать выяснять отношения или улечься с ней в постель. Если выбрать второе, то потом можно будет наконец поужинать, весь вечер спокойно работать и завести разговор про поездку в Линкольншир.

Он собирался прочесть ещё много другого, чтобы суметь беседовать с женой о том, что ей интересно, но не одолел — из-за детей и «неприкаянных», из-за работы; или из боязни вдруг постичь ум Стефани и понять, сколь многое их разделяет

Ибо в этом ремесле желание, не перешедшее в действие, превращается в опас­ный призрак...»

Ибо поэт отличается от романиста тем, что забота первого — жизнь языка, а второго — улучшение нравов.