Протоиерей Александр Шмеман

Страх греха не спасает от греха. Радость о Господе спасает.

Иногда мне думается, что каждый человек призван сказать или сделать что-то одно, может быть, даже и маленькое – но подлинное и то, что только он призван сказать или сделать. Но жизнь так устроена, что его вмешивают во все , и тогда он теряет себя и свое и не исполняет своего призвания. Он должен все время делать вид, что он действительно все понимает, все может и обо всем имеет что сказать. И все становится поддельным, фальшивым, показным.

Вечный путь русской интеллигенции – путь возбужденного отрыва. И, вместе с тем, единственное приемлемое в России.

однако без всякой показной религиозности, без всякой тяги к псевдодуховности

Душа устает и высыхает от всей этой действительно суеты. Один просвет: два часа

среду вечером – "малый синод" в Syosset[20] . Затем – встреча с группой из Sea Cliff. Разговоры, рассказы о борьбе с Белосельским, об участии Граббе и его клики в этом и т.д. Страшное гниение русской эмиграции… А подумать только, что люди этим всем буквально живут, в этом видят "деятельность", "борьбу" и "верность Церкви". "Так вот в какой постыдной луже…"[21].

Прощеная вечерня – очень хорошая, очень подлинная. Почему все-таки не удается всегда жить на этой высоте?

уже врывается суета: звонки, гора неотвеченных писем, даже заседание. Как при всем этом хранить, созидать внутреннюю, светлую тишину?

Там, где нет "печали о Боге", нет тишины, памяти о тайном свете, таинственного "вкуса" радости, – там нет Бога, сколько бы ни было "церковности". Откуда этот страшный нервоз у прицерковных людей, этот пароксизм, эта одержимость?

На нас надвигается новое средневековье, но не в том смысле, в каком употреблял это понятие Бердяев, а в смысле нового варварства