Ричард Джон Эванс

установил правила, по которым в газетах нельзя было печатать ничего, что «было бы направлено на ослабление могущества германского рейха на международной арене и внутри страны, ослабление народной воли немецкого народа, немецкой обороны, культуры или экономики или повредить религиозным чувствам других людей».

Практически все всемирно известные немецкие писатели покинули страну, включая Томаса и Генриха Маннов, Лиона Фейхтвангера, Бертольда Брехта, Арнольда Цвейга, Эриха Мария Ремарка и многих других. Здесь они быстро организовали издательские компании, снова начали выпуск журналов, запрещенных в Германии, ездили по разным местам, читая лекции и книги, и пытались предупредить весь остальной мир об угрозе нацизма.

«Раболепная трусость, присущая этой грандиозной эпохе, — с горечью писал он своему брату, — заставляет краснеть до корней волос и даже еще сильнее от одной мысли, что ты немец»

Немецкое протестантское духовенство представило Первую мировую войну как крестовый поход против католиков во Франции и Бельгии и православных в России, было ясно, что для многих национализм и протестантизм стали двумя сторонами одной идеологической монеты

на самом деле, в первые месяцы Третьего рейха протестантские пасторы с энтузиазмом проводили зрелищные массовые крещения детей, которые остались некрещеными в годы Веймарской республики

Точно так же, как государство централизовало федеральную структуру Германии посредством «координации» федеративных государств, так и «Немецкие христиане» настаивали на отмене федеральной структуры Евангелической церкви с 28 автономными региональными церквями и заменили ее централизованной Имперской церковью, контролируемой нацистами. При поддержке Гитлера эта церковь была успешно создана

Они с воодушевлением вешали в своих церквях флаги со свастикой, наносили нацистскую символику на новые церковные колокола

«Сначала они взяли коммунистов, но я не был коммунистом и ничего не сказал. Затем они взяли социал-демократов, но я не был социал-демократом, поэтому я ничего не сделал. Затем настала очередь профсоюзов, но я не был членом профсоюза. Затем они взяли евреев, но я не был евреем, поэтому я не сделал ничего особенного. Затем, когда они пришли и забрали меня, не осталось уже никого, кто бы за меня заступился»