Стиг Дагерман

Поэтому можно справедливо сказать вам слова, которые кто-то однажды уже говорил: ибо тот, кто не страшится жизни, да не возлюбит жизнь, ибо тот, кто не испытывает ужас, да не испытает храбрости, ибо тот, кто не страшится смерти, да не умрет с достоинством, ибо тот, кто не убоится себя самого, да не полюбит другого.

Как хоро­шо знать, что в этом зыбком мире у тебя есть хотя бы один надежный враг

Но то, что должно произойти, всегда происходит

Но если бы мы попытались выжить, если бы мы попытались поймать рыбу или выкопать колодец, чтобы добраться до воды, если бы мы отдали все, лишь бы прожить еще несколько часов, разве это не было бы точно таким же символическим действием, символом выживания — не личного выживания, что нас, потенциальных самоубийц, вообще не тре­вожит, но символом выживания рода человеческого, что, впрочем, нас тоже не особенно заботит, но чем так хочется заняться нашему воображению, нашей склонности к символизации?

В любом случае, скажу вам, это ужасно — просыпаться с раскалывающейся головой, хотя накануне ничего не было, резко просыпаться и чувствовать, что сил встать с постели не будет ни в этот день, ни на этой неделе, ни в этом году или в этой жизни, пони­маете, просто сил нет и не будет, потому что затылок наливается свинцом чувства вины всего мира и каждая попытка встать приводит лишь к очередному падению и серьезным ушибам, а этого ведь никому не хочется. Ну что ж, несколько дней лежишь в постели, потом в комнату заходит какой-то человек и заявляет, что ты вовсе не болен, а просто тебя одолела лень. Займитесь, что ли, чарльстоном, говорит он, это идеально для суставов. А ты, разумеется, хочешь сделать что-то идеальное и для суставов, да и вообще для всего и всех, но очень быстро замечаешь, что идеальное очень далеко от твоего идеала.

Да и вообще, быть идеальным означает просто закрывать глаза на мировое чувство вины, танцевать в левой половине бальной залы, когда на правой гремят взрывы и льется кровь.

приходилось быть благодарным за помощь, но она не решала самой большой проб­лемы, какая только есть в мире: что людей, готовых объединиться и взять на себя мировую вину, так мало, что так мало тех, у кого еще осталась совесть, и на плечи этих немногих ложится тяжелейшее бремя. Понимаете, мировая вина совсем не похожа на мировое одиночество, ведь вас, готовых взять на себя мировое одиночество, так много, поэтому каж­дому достается посильная ноша, а то и поменьше, а чувство вины… оно просто пригибает к земле

Только настоящий садист может считать, что нас будут судить по количеству правильных и неправильных поступков, поскольку лишь малая толика из всех наших действий зависит от нашего выбора

Осознанность, именно осознанность, открытые глаза, без страха со­зерцающие жуткое положение, в котором мы очутились, — вот что должно стать нашей путеводной

звездой, нашим единственным компасом, компасом, задающим направление, ибо если нет компаса — то нет и направления. Но если я поверю в направление, то мне придется усомниться во всех этих разговорах о добре и зле, поскольку внутри одного и того же в целом удачно выбранного направления текут потоки и добра, и зла