Роберт Джордан

Люди никогда по-настоящему не меняются, а вот мир – да, и с пугающим постоянством.

С таким мужчиной остается только три выхода, — со смешком произнесла Бэйр. — Держаться от него подальше, убить его или выйти за него замуж.

Ранд чуть было не оглянулся на Авиенду, когда та произнесла «кроткая». Он не мог представить себе айилку, которую возможно описать подобным словом. «Наверное, это значит, что она сначала тебя предупредит, а потом зарежет».

— Никто никогда не говорил Мэту, что он красивый. Он просто-напросто завидует.
— Это неправда, — заявил Мэт, разом выпрямившись. — Мариса Айеллин считает меня красивым. Она сама не раз мне так говорила.
— А Мариса хорошенькая? — поинтересовался Лойал.
— У нее лицо как у козы, — вкрадчиво отметил Перрин.
Мэт аж поперхнулся, попытавшись вставить возражения.
Против воли Ранд расплылся в ухмылке. Мариса Айеллин была почти так же красива, как и Эгвейн. И разговор был совсем как в старые добрые времена, совсем как дома: поддразнивания, шуточки — и ничего в мире нет важнее, чем смех и подтрунивания над приятелем.

но она всегда умела принимать людей и такими, какими те были, и такими, какими те хотели быть.

Есть один закон, превыше прочих, — быть мужчиной. Что бы ни случилось, стой твердо на ногах и встречай все смело.

Какой смысл слушать ветер, если не можешь предсказать погоду до того, как признаки ее изменения станут очевидными.

Машиара. Что значит — любимая всем сердцем и душой, но также и любовь потерянная. Потерянная и невозвратимая.

У мужчин обычно оказывалось больше сведений о захватчиках, будто они и впрямь верили, что в конце концов отыщется применение их знаниям, но вот, правда, иногда они пытались упорствовать и утаить то, что знали. Женщин же, в общем, интересовали, видимо, обстоятельства их собственной жизни, кто бы ни правил в их стране, но порой они подмечали такие детали, что проходили мимо внимания мужчин.

Ходили они удивительной походкой, вобравшей в себя осторожную неторопливость вкупе с почти по-детски непосредственными беззаботностью и радостью. Они знали, кто они и что делают, и им это нравилось, как нравилось и то, где они есть, и казалось, они пребывают в мире с самими собой и со всем, что их окружает