Ёсида Кэнко-Хоси

Некий человек задал святому Хонэну такой вопрос: «Когда без устали повторяю имя будды Амиды, меня клонит в сон — да так, что приходится замолчать. Как поступить?» Хонэн отвечал: «Проснёшься — начинай снова». Весьма достойный ответ. И ещё он сказал: «Уверен, что вознесёшься — значит, вознесёшься. А не уверен — здесь останешься». Эти слова тоже достойны внимания. А ещё он сказал: «Сомневайся или не сомневайся, а всё равно вознесёшься». И это тоже чистая правда.

Не стоит ждать преклонных лет, чтобы вступить на Путь, указанный Буддой. Погляди на седые могилы — сколько там покоится молодых людей! Человек задумывается о совершённых им прегрешениях только тогда, когда вдруг занеможет и уже готов расстаться с этим миром. В чём его грех? Он делал медленно то, что надлежит делать скоро, и спешил в том, что можно отложить на потом. Вот он сейчас и раскаивается. Только что теперь толку?

Должно запечатлеть в своём сердце, что смерть — рядом. Никогда не забывай о ней! Если жива в тебе эта память, тогда грязь этого мира не пристанет к тебе и возжелаешь шествовать путём Будды.

Дзёсин других людей во всём превосходил — он был красивее и сильнее остальных. Ел он тоже больше всех. В каллиграфии, учении и красноречии равных ему не было. В школе, к которой он принадлежал, его считали настоящим светочем, а потому и в самом храме его уважали. Но только пользовался он славой чудака, поступал, как ему заблагорассудится, других не слушал. Когда после окончания службы наступало время трапезы, он других не дожидался — как только ему самому еду поставят, сразу за неё и принимался. Когда же считал, что ему уже пора, тут же вставал и уходил. Установленных часов для вкушения пищи тоже не соблюдал. Захочется ему поесть — вот и поест, не разбирая дня и ночи. А если спать захочет — идёт к себе и днём спит. По какому бы важному делу к нему не пришли, ни за что не выходит. А как проснётся, мог целыми ночами бодрствовать. С сердцем чистым вокруг бродит да стихи распевает. В общем, был он человек необычный, но люди его всё равно любили, всё ему позволяли. А всё оттого, что добродетельности имелось в нём с избытком.