Людмила Новикова

Наша жизнь в СССР — какой она была на самом деле? Конечно, в ней было много прекрасного: молодость, дружба, любовь, часто интересная работа и увлекательные занятия. То есть всё то, что обычно бывает в жизни большинства людей в самых разных странах. Память же работает по принципу «что пройдёт, то будет мило»: помнится в основном хорошее и забывается плохое. Люди принимают свои впечатления и эмоции, свои молодые планы и ожидания за объективную реальность, тем самым значительно её приукрашивая. В своём стремлении назад в СССР они на самом деле хотят в лучшую пору человеческой жизни — в свою молодость. Люди склонны обобщать свой индивидуальный опыт и потому переносить удовольствие от приятных эпизодов своей собственной жизни на сомнительные достоинства советской системы. Всё это приводит к искажению картины прошлого, вслед за которой просыпается ностальгия по Советскому Союзу. Так устроена человеческая память, и в этом нет никакой заслуги СССР.

Ещё анекдот:
Мужик торгует подержанными книгами в плохом состоянии, и никто не покупает. Тогда он наклеил на часть книг портрет Брежнева, и их тут же смели. Он пошёл дальше: налепил на часть книг коллективный портрет Политбюро ЦК КПСС, и их тут же раскупили. Чтобы улучшить коммерцию, он приклеил и то, и другое на оставшиеся книги, и тут его задержал КГБ.
— В чём дело, товарищи? Я приклеивал идеологически выверенные фотографии на книги, изданные в СССР, а вы меня задерживаете.
— Когда вы прилепили портрет Брежнева к роману Достоевского «Идиот», мы только удивились. При появлении коллективного портрета Политбюро на пьесе Тургенева «Нахлебники» мы взяли вас на заметку, но когда вы то и другое приклеили к арабской сказке «Али-Баба и 40 разбойников»…

Анекдот в тему:
Поступает человек по блату в институт. Его преподаватель спрашивает: «Когда была Великая Отечественная война?» Поступающий: «1941–1945». Преподаватель: «Идите. Пять».
Поступает человек по сверхблату. Преподаватель говорит: «Была ли война в 1941–1945?» Человек отвечает: «Да». Преподаватель: «Идите. Пять».
Приходит простой человек без блата. Преподаватель: «Когда была Великая Отечественная война?» Ответ: «1941–1945». Преподаватель: «Сколько человек погибло?» Ответ: «20 миллионов». Преподаватель: «Назовите всех поимённо».

Людмила Новикова
Знаменитый принцип «Ты — мне, я — тебе». Я вот не знаю, можно ли его отнести к коррупции? (Возможно, этот блат — первая ступенька к ней? Или нет?) Однако благодаря ему люди могли как-то жить, а многие даже — жить неплохо.
Для таких людей важно было везде иметь связи: у знакомого мясника в магазине человек покупал неплохое мясо и часто не только для себя. Снабдив этим мясом знакомого с кондитерской фабрики, он получал дефицитные конфеты и т. д.
В условиях всеобщего дефицита блат процветал везде. В нём не было ни доброты, ни взаимопомощи: отношения были чисто прагматические. И если тебе было нечего дать, то ты ничего и не получал. В этом смысле многие научные работники оказывались в худшем положении: они не были связаны с материальным производством. Но и среди них были ловкие люди, использовавшие всё, что только возможно.
Думаю, что блатом хоть раз в жизни пользовались тогда все. Просто у одних это был образ жизни, а у других — отдельные вынужденные эпизоды.

Вадим Акимов
Под хамство подводилась ещё и классово-политическая основа. «Мы не буржуи. Мы люди простые и говорим по-простому». Это и означало — по-хамски. Вежливость считалась признаком «слюнявой интеллигенции», и ей хамили с особенным, нескрываемым удовольствием.

Jaugen Keppul
Согласно советским правилам торговли, торговать испорченными продуктами было нельзя, и покупатели не обязаны были за них платить. Это к вопросу, как в СССР соблюдались советские же законы. В подобных ситуациях нужно учесть, что если кто-то вдруг начинал возмущаться по поводу торговли гнилым товаром, то другие покупатели, «сознательные советские граждане», как правило, принимали не твою сторону — «Ты чего скандалишь, пьяный, что ли?», «Тебе что, больше всех надо, хитрым хочешь быть?», «Не задерживай очередь, все другие берут, а ты что, особенный?» и т. д.
В ходу было выражение «качать права», то есть советские граждане прекрасно знали, что твои «права» — только на бумаге, а в действительности государство с тобой может сделать что угодно, и возмущаться действиями работников овощного магазина означает «выступать против советской власти».
А если тебе вдруг удавалось добиться справедливости, каждый из тех, кто это видел, не радовался за тебя, а тебя ненавидел: «Вот сука! Ему досталась хорошая картошка, а мы должны гнильё брать!»

Анекдот:
— Как жилось при советской власти?
— При Ленине — как в туннеле: кругом тьма, впереди свет. При Сталине — как в автобусе: один рулит, половина сидит, остальные трясутся. При Хрущёве — как в цирке: один говорит, все смеются. При Брежневе — как в кино: все ждут конца сеанса.

Дом возрождался из пепла, а я купался в своей любви к Дельгадине, любви такой полной и счастливой, какой никогда раньше не знал. Благодаря ей я первый раз за девяносто лет жизни встретился лицом к лицу с самим собой. И обнаружил, что маниакальная страсть к тому, чтобы каждая вещь имела свое место, каждое дело – свое время, каждое слово – свой стиль, вовсе не была заслугой упорядоченного ума, но наоборот – придуманной мною системой для сокрытия беспорядочности моей натуры.

Я обнаружил, что дисциплинированность – вовсе не мое достоинство, но всего лишь реакция на собственную бесшабашность; что я выгляжу щедрым, чтобы скрыть свою мелочность, что слыву осторожным, потому что таю зломыслие, что умиротворитель я не по натуре, а из боязни дать волю подавляемым порывам бешенства, и что пунктуален лишь затем, чтобы не знали, как мало я ценю чужое время.