Роберт Ибатуллин

Он отметил, что и в Белоруссии досоветская статистика существенно расходится с советской. Но когда представители ЦИК прибыли в Гомельскую губернию и другие спорные регионы, оказалось «трудно разобраться, что это — белорусское селение или русское»: «в разговоре употребляют некоторые русские слова, другие — белорусские». Петерс рассказал, что, когда спрашивал тамошних жителей, хотят ли они объединиться с Белоруссией, те отвечали решительным отказом. «Зачем я буду изучать белорусский язык? — спрашивали они. — С русским языком я могу пройти и одну шестую часть земного шара». По словам Петерса, эти люди отвечали «исходя из материальных интересов», скрывая свое «белорусское» происхождение695. Отметив, что ЦИК и Политбюро при решении объединить бóльшую часть этих регионов с Белоруссией основывались на этнографических данных, а не на национальном самосознании, Петерс порекомендовал применить аналогичный подход и к Таджикистану696.

Большевики прибегали к такой полемике для облегчения дискуссий по важным вопросам. Лишь позже эти работы получили статус «священных писаний», в которых советские лидеры и чиновники подыскивали подходящие цитаты для пропаганды либо обоснования тех или иных политических мер.

Не следует, однако, на основе кровавой истории изгнания и бегства мусульман из южной зоны фронтира делать выводы о политике империи в отношении ислама в целом. Российская военная стратегия преследовала ограниченные, хотя и беспощадные цели. Власти не мечтали об очистке Северного Кавказа и Крыма от всех мусульман. Российские генералы долгое время обещали отвечать на нелояльность «истреблением», и войны с Османами демонстрировали, насколько все еще были важны эти регионы и лояльность их жителей. Но подобная стратегия никогда не запрещала кооптацию местных элит или даже наем перебежчиков.

Царская власть хотела безопасных границ и внутреннего порядка, добивалась внутренней стабильности и, по возможности, более сильных политических позиций, чем у слабейших соседей. Элита никогда не санкционировала изгнания мусульманских крестьян, торговцев, ремесленников и солдат, которые играли такую важную роль в функционировании империи во внутренних губерниях. Напротив, империя Романовых продержалась так долго и смогла управлять столь обширным и неоднородным пространством, располагая сравнительно скромными ресурсами, по большей части потому, что ее элита была склонна к осторожности. Силы, скреплявшие империю, — царские генералы и полицейские — обладали чутьем в отношении и возможностей, и границ имперской власти.

Ф. М. Достоевский испытывал отвращение к политике аккомодации. В 1877 г. в разгар очередной русско-турецкой войны он агитировал русскую публику против «превознесения мусульман за монотеизм», называя это «коньком очень многих любителей турок» в обществе, которое ошибочно считало ислам более просвещенным, нежели язычество поклоняющегося иконам русского крестьянина.

По мнению критиков, конфессиональная политика империи была слишком партикуляристской. Либералы ненавидели ее как помеху универсальному праву, а консервативные националисты видели в ней препятствие для однородности империи, где доминировала бы русская культура и этничность. Оба лагеря были не в состоянии понять, что систематически партикуляристская политика империи содействовала аккомодации разнообразия и в то же время укрепляла власть режима над этими народами.

С исключительной последовательностью императив управления империей торжествовал над нацио­налистическими (и либеральными) призывами к конфликту.

июле 1768 г. православные казаки, воодушевленные участием царицы в польских делах, восстали против своих религиозных противников. Они вторглись на территорию Крымского ханства, где стали убивать местных евреев.

двойной ассимиляцией, — ассимиляцию разнородного населения в национальные категории и одновременную ассимиляцию этих классифицированных по национальностям групп в Советское государство и общество.

Во многих из них нерусские национальности изображались как беспомощные жертвы «советско-русского» правления и узники советской «тюрьмы народов», непричастные к революции. В большинстве работ применялся подход «сверху вниз» и не уделялось внимания сложной природе интересов и конфликтов локального уровня