Жан Жене

  • maryandbookshas quoted2 years ago
    Ласточки ютятся у него под мышками. Они построили там гнездо из сухой земли. Бархатные гусеницы табачного цвета переплетаются с локонами его волос. Под ногами у него роятся пчелы, а в глубине глаз — выводки черных аспидов. Ничто не волнует его. Ничто не беспокоит его, кроме маленьких причастниц, которые подставляют священнику язык, сложив ладони и опустив глаза.
  • maryandbookshas quoted2 years ago
    Все педики в кабачке внезапно преклоняют колени. Возвышаются только мужчины. Вдруг Дивина разражается каскадом пронзительного смеха. Все навостряют уши: это ее сигнал. Из раскрытого рта она выдергивает вставную челюсть, водружает ее себе на череп и, с запавшими губами, взволнованно, но победоносно, восклицает изменившимся голосом:
    — Черт подери, господа, все-таки я буду королевой!
  • maryandbookshas quoted2 years ago
    Их брюки имеют всего один карман, как трико дьявола вовсе не имеет их, как брюки моряков не имеют ширинки, и это, несомненно, унижает их, как если бы у них отняли мужскую плоть — вот о чем речь; карманы, которые играют в детстве такую большую роль, являются для нас символом превосходства над девочками. В колонии, как и на флоте — это брюки, и, если хочешь быть мужчиной, «береги портки».
  • maryandbookshas quoted2 years ago
    Миньон, коварный Миньон, умеющий украсть у женщины пудреницу; у священника (при помощи палочки и клея) — деньги из кружки для пожертвований; у богомолок, причащающихся на нижней мессе, — сумку, которую они оставили на скамеечке для молитвы; у «котов» их клиентов, у полицейских — ксивы, дающие поблажки стукачам, у консьержей — их дочерей или сыновей, спи, спи, утро едва брезжит, когда луч восходящего солнца опускается на твои белокурые волосы и снова заключает тебя в твою тюрьму.
  • maryandbookshas quoted2 years ago
    Я до безумия люблю, как люблю тюрьму, эти сжатые строчки, компактные, как кучка нечистот, полные, как простыни, кровавых, следов, мертвых кошачьих зародышей, и я не знаю, фаллосы ли это, жестко воздвигнутые, превращаются в суровых рыцарей, или рыцари — в вертикальные фаллосы.
  • maryandbookshas quoted2 years ago
    В каждом ребенке, которого я вижу, — а я вижу их так редко — я пытаюсь отыскать того, кем был я, полюбить его за то, чем был я. Но, встретившись с малолетками в комнате свиданий, я поглядел на две эти мордашки и вышел в крайнем волнении, потому что сам я был другим — ребенком бледным, как недопеченый хлеб; я люблю в них мужчин, которыми они станут.
  • maryandbookshas quoted2 years ago
    Она настолько безразлично относится к миру, что говорит: «Какое мне дело до того, что думает К… о той Дивине, которой я была? Какое мне дело до воспоминания, которое он хранит обо мне. Я другая. Я каждый раз буду другая».
  • maryandbookshas quoted2 years ago
    Бывает так, что по пустыне движется войско, и от него — по тактическим соображениям — отделяется небольшая колонна и берет другое направление. Какое-то время эта колонна может следовать рядом с войском, в течение часа или дольше. Люди из обеих частей могли бы разговаривать, видеть друг друга, но они не разговаривают и не видят: как только отряд сделал шаг в новом направлении, он почувствовал, что в нем рождается личность. Он понял, что он один и что его действия — это только его действия.
  • Tanya Yaneevahas quotedlast year
    В этих глазах, на первый взгляд, нет ничего мистического, таинственного, как в некоторых старинных крепостях - Лионе или Цюрихе, - но они гипнотизируют меня так же, как пустые театры, заброшенные тюрьмы, выключенные механизмы и пустыни, ибо пустыни сродни крепостям, они закрыты и не сообщаются с бесконечностью. Люди с такими лицами вызывают у меня ужас, когда я на ощупь пробираюсь между ними но зато - что за чудесная неожиданность, когда в их лабиринте, за поворотом, к которому приближаюсь с замирающим сердцем, я не нахожу ничего, кроме вздыбленной пустоты, осязаемой и надменной, как прикосновение монаршей руки
fb2epub
Drag & drop your files (not more than 5 at once)