Владимир Смирнов

воскликнул Муми-папа и восстал из шерстяных одеял.

светлячки расшивают таинственными узорами бархатную темноту сада. Бренные завитушки короткой, но счастливой жизни!

Бренные завитушки короткой, но счастливой жизни!

Но я укрепляю себя замечательно мудрыми словами, на которые наткнулся в мемуарах другой великой личности, вот они:

хочу выразить свою горячую благодарность всем тем, кто в своё время споспешествовал формированию моей жизни, так что она стала подлинным произведением искусства,

Насколько романтичнее было бы положить меня, скажем, в выстланную мхом красивую маленькую корзинку!

Все они были серьёзные, послушные и опрятные, ибо Хемульша, к сожалению, мыла их чаще, чем ласкала (она была цельной натурой, начисто лишённой нюансов).

Мне думается, что я сделал много добра и ещё больше того, что мне кажется добром. И я ужасно симпатичный и люблю правду, если она не слишком скучна (сколько мне лет, я позабыл).

«Одиночество! О, как бездушен этот мир! И заброшенность — мой удел!» — а также всяческие другие горестные слова, пока мне чуточку не легчало.

Никто меня не понимал, и меньше всех понимал себя я сам.