Музыкальный приворот. На крыльях

Прощанье – всегда боль. Поначалу – тяжелая, ноющая где-то глубоко в душе, а затем, когда уже приходит понимание неизбежности расставания, – острая, колющая, добивающая до конца.

время – самая странная вещь на земле.

То оно бежит так быстро, что, кажется, обгоняет мысли. А то замедляется настолько, что невыносимо долго приходится ждать даже удара собственного сердца.

Ворох тонкой бумаги на сердце пылится.
Облепляет она тонким слоем все лица.
Я бессилен понять: кто ты? Имя забыто.
Человек или демон – бумагой все скрыто.

Я бумагу срываю, только сам я срываюсь.
Ты – моя или нет? Все понять я пытаюсь.
За твой образ в цветах я хватаюсь руками.
Я тебя разгадал. Ты – мое оригами.

И пусть плавится ад,
Растекается лед,
Повернуть мне назад?
Или дальше, вперед?
Суждено мне лететь
Сквозь кровавую стужу?
Чтобы в ней не сгореть
И узнать, что я нужен
Тебе.

Разгадать как загадку бумажных сплетений?
Мне смеяться и плакать? Или ждать озарений?
Что мне делать? Как быть? Как на ложь не поддаться?
Я пытаюсь услышать – вдруг твой голос раздастся.

Черной россыпью звезд вязь небесная вьется.
Там, где были сердца, голый лед остается.
Он вплетается в небо, в кожу льется цунами.
Я тебя так люблю – ты мое оригами.

И пусть плавится ад,
Растекается лед,
Я ни шагу назад,
Я теперь лишь вперед.
Пролечу я свой путь,
Что во тьме исчезает.
Но ад скажет: «Забудь».
Та любовь угасает.
Нет!

Ворох тонкой бумаги на сердце пылится.
Облепляет она тонким слоем все лица.
Я бессилен понять: кто ты? Имя забыто.
Человек или демон – бумагой все скрыто.

Я бумагу срываю, только сам я срываюсь.
Ты – моя или нет? Все понять я пытаюсь.
За твой образ в цветах я хватаюсь руками.
Я тебя разгадал. Ты – мое оригами.

И пусть плавится ад,
Растекается лед,
Повернуть мне назад?
Или дальше, вперед?
Суждено мне лететь
Сквозь кровавую стужу?
Чтобы в ней не сгореть
И узнать, что я нужен
Тебе.

Разгадать как загадку бумажных сплетений?
Мне смеяться и плакать? Или ждать озарений?
Что мне делать? Как быть? Как на ложь не поддаться?
Я пытаюсь услышать – вдруг твой голос раздастся.

Черной россыпью звезд вязь небесная вьется.
Там, где были сердца, голый лед остается.
Он вплетается в небо, в кожу льется цунами.
Я тебя так люблю – ты мое оригами.

И пусть плавится ад,
Растекается лед,
Я ни шагу назад,
Я теперь лишь вперед.
Пролечу я свой путь,
Что во тьме исчезает.
Но ад скажет: «Забудь».
Та любовь угасает.
Нет!

«Красивым – завидуют. Богатых – презирают. Счастливых – не любят. Просто смиритесь с этим. Если ваши отношения заставляют кого-то скрипеть зубами – это их проблемы, а не ваши»

«Если» – самое мерзкое слово, слово-предатель мечты, слово-скальпель. Любимое слово неудачников.

Алла молча подошла к Антону, осмотрела его внимательно, положив ладони на его щеки, и, лишь убедившись, что тот в полном порядке, кровью не истекает и умирать не собирается, опустилась на скамью в полном изнеможении.

Алла не вешалась сыну на шею с радостными криками, не плакала от счастья, не била от переполняющих ее эмоций – просто села и уставилась в одну точку.

– Живой, – только и сказала она, а Антон лишь смотрел на нее изумленно и не знал, что ответить. Он отлично слышал громкие, переполненные злостью и неподдельным отчаянием слова матери и догадался – она отчего-то решила, что ему плохо и он в реанимации.

Последнее, что Кирилл увидел перед тем, как потерять сознание – нож в руке парня, который с самого начала кинулся на него – и этот нож опасно завис над беззащитной спиной Антона.

– Сзади! – Кирилл не помнил, смог ли прокричать это или нет. И его накрыла густая, как кровь, горячая тьма.

Плача, Кирилл позвонил матери.

Он убил своего брата.

– Я убил Антона, – едва слышно проговорил Кирилл. В его голосе слышались слезы.