Бесцветный Цкуру Тадзаки и годы его странствий

Они приняли душ и оделись. Взгляд Хайды утратил мистическую пронзительность, и он стал выглядеть как обычно

Однако сам Цкуру ничего подобного в жизни не испытал. Чужих ума и таланта себе никогда не желал, от страсти с ума не сходил, ни в кого не влюблялся – и никогда никому не завидовал.

Стремление отыскать в себе хоть какую-то ценность – все равно что поиск вещества, для которого не придумано шкалы измерений.

Нечто вроде редкого и крайне удачного сплава химических элементов. Сколько потом ни бейся, пытаясь воссоздать, больше такого результата не получишь.

Именно ревность, насколько он понял из этого сна, – самая безысходная тюрьма на свете. Ибо в эту тюрьму узник заключает себя сам. Никто не загоняет его туда.

Спрашивай у себя, – ответил Синий. Его голос дрогнул от горечи и обиды, но лишь на какой-то миг. И прежде чем Цкуру сообразил, что сказать, связь прервалась.

историю своей жизни не сотрешь. И как раз об этом лучше не забывать. Историю не стереть и не переделать. Это все равно что убить самого себя.

Теперь же, сколько ни жди, телефон угрюмо и упорно молчал…

На каникулах – осенью, весной, летом, на Новый год – я возвращался в Нагою и старался побыть с ними подольше. И все оставались близки, как и прежде…

«Больше ни видеть, ни слышать тебя не желаем»