Хаски и его Учитель Белый Кот, Том II

густыми ресницами, с улыбкой ответил:

— Вы сказали, «слишком хороший сон не всегда будет правдой», – снова повторил он, и, помолчав, тихо добавил, — я хотел чувствовать боль. То, что причиняет боль, не будет подделкой.

Он подошел еще ближе и теперь стоял прямо напротив Чу Ваньнина.

Из-за того, что они так неожиданно встретились, нежность и восторг, любовь и тоска захватили его целиком, Мо Жань и думать забыл о достоинстве и приличиях, с головой погрузившись в грезы, что вдруг стали реальностью. В этот момент у него напрочь вылетело из головы, что следует соблюдать дистанцию, подобающую для отношений учителя и ученика, и не вторгаться вот так внезапно в личное пространство Чу Ваньнина.

Но в любом случае, он не смог бы удержаться

— Хотя, нет, я не буду ни о чем спрашивать тебя.
Чу Ваньнин только вздохнул с облегчением, как услышал следующую фразу.
— Я не спрошу тебя ни о чем. Я просто сам все тебе расскажу.
Набравшись решимости, Мо Жань не собирался отступать.
На одном дыхании, исчерпав на этом всю свою храбрость, он выпалил:
— Я люблю тебя.
Казалось, еще немного и его сердце выпрыгнет из груди.
— Я люблю тебя, и это не та любовь, что испытывает ученик к своему учителю. Да... да, я дерзкий и наглый, но я... я люблю тебя.

— Хочу помочь ему спасать дождевых червей

— Завтра после утренней медитации приходи в бамбуковую рощу за Платформой Шаньэ. Я буду ждать тебя там

Его «ощутить и сразу остановиться» превратилось в «не могу насытиться», «не могу насытиться» переплавилось в «даже если захочу, не смогу отступиться», а потом это «даже если захочу, не смогу отступиться» стало потонувшим в обжигающем дыхании «не хочу отступаться».

Когда они разомкнули губы, взгляд Чу Ваньнина все еще был затуманен желанием, но он все же не окончательно потерял разум и тут же напомнил распаленному Мо Жаню о цели их прихода сюда:

— Я здесь, чтобы искупаться. Давай сначала помоемся…

Мо Жань в ответ тихо промычал что-то вроде «гм» или «хм». К величайшему сожалению Чу Ваньнина, у него был настолько сексуально-хриплый голос, что, услышав эти возбуждающие звуки у своего уха, он и сам вынужден был признать тщетность всех его слабых попыток сопротивляться этой магии. Позвоночник

Позвоночник тут же словно прошило молнией, а в глазах вспыхнул жаркий огонь неудовлетворенного желания.

Ладонь Мо Жаня опустилась на его запястье, и он повел его за собой вглубь горячего источника. Грохот водопада заглушал звук участившегося дыхания двух возбужденных мужчин.

Чу Ваньнин все еще чувствовал себя неуютно, и когда Мо Жань попытался снова поцеловать его, вытянул руку, останавливая его порыв:

— Тут точно никого?

— Никого, я все осмотрел, — низкий, чуть хриплый голос Мо Жаня обжигал сильнее, чем вода в горячем источнике, заставлял кипеть кровь и грозил выжечь его от сердца до желудка.

— Учитель потрогай меня там. Может, я правда болен? Иначе почему он такой горячий… и такой... твердый?

— …

сражение. Это было так мило и забавно, что Мо Жань не смог удержаться от вопроса:

— Учитель, как ты сейчас можешь уйти? А что мне делать, если кто-нибудь случайно натолкнется на меня?

Чу Ваньнин с невозмутимым лицом ответил:

— Натолкнется и натолкнется, по мне, так лучше быть укушенным собакой, чем потакать твоему распутству.

— Значит «укушенным собакой»?

— …Да, и что?

Черные глаза его ученика потемнели от желания. Сейчас их хищный блеск не был похож на то ровное ласковое сияние, к которому Чу Ваньнин так привык. Оскалив ровные белые зубы в широкой улыбке, Мо Жань опасно наклонился, почти приникнув к его уху.

Чу Ваньнин ждал, что сейчас он скажет что-то очень грязное и пошлое, и уже приготовился

сражение. Это было так мило и забавно, что Мо Жань не смог удержаться от вопроса:

— Учитель, как ты сейчас можешь уйти? А что мне делать, если кто-нибудь случайно натолкнется на меня?

Чу Ваньнин с невозмутимым лицом ответил:

— Натолкнется и натолкнется, по мне, так лучше быть укушенным собакой, чем потакать твоему распутству.

— Значит «укушенным собакой»?

— …Да, и что?

Черные глаза его ученика потемнели от желания. Сейчас их хищный блеск не был похож на то ровное ласковое сияние, к которому Чу Ваньнин так привык. Оскалив ровные белые зубы в широкой улыбке, Мо Жань опасно наклонился, почти приникнув к его уху.

Чу Ваньнин ждал, что сейчас он скажет что-то очень грязное и пошлое, и уже приготовился разозлиться, и под этим предлогом сбежать, но неожиданно этот невозможный мужчина тихо, но крайне угрожающе взвыл:

— У-у… ву-у-у.

— …И что это значит?

— Разве не похоже? — было видно, что Мо Жань даже немного огорчился. — Раньше у меня был щенок с синими глазами и узором на лбу в виде трех языков пламени, и выл он именно так.

Чу Ваньнин даже дар речи потерял:

— Никогда такого не слышал. Кроме того, зачем ты вообще пытаешься выть как собака?

Мо Жань опять улыбнулся и самодовольно спросил:

— А ты как думаешь?

— …. — на этот раз Чу Ваньнин решил его просто проигнорировать.

Мо Жань поцеловал его в ухо, а потом наклонился и начал лизать его шею, хрипло приговаривая

Я завыл, потому что Учитель сказал, что предпочел бы, чтобы его укусила собака.

Чу Ваньнин задеревенел. Все тело обдало жаркой волной. Он ясно слышал громкий стук сердца в своих ушах: бум-бум-бум.

А этот бесстыжий мужчина еще и добавил:

— Теперь я могу тебя укусить, Учитель? — и, не дожидаясь ответа, впился в его губы яростным поцелуем.

Переплетясь с ним телами, ухо к уху, висок к виску, изначально Мо Жань хотел лишь ощутить этот сладкий вкус и сразу остановиться, однако он и подумать не мог, что поцелуй только усугубит его мучения. Это все равно что пытаться утолить жажду отравленным вином, ведь для него Чу Ваньнин всегда был и ядом, и лекарством: в один миг этот человек мог разрушить все его здравомыслие и разжечь степной пожар в его крови

Братик Ваньнин, не уходи больше, я чувствую, что там, впереди, прячется призрак.

— …

Несколько секунд Чу Ваньнин колебался между фразами «засунь своего «призрака» себе в задницу» и «засунь своего «братика» себе в задницу», но, в конце концов, ограничился простым:

— Отпусти!

Даже не собираясь его слушаться, Мо Жань рассмеялся и еще кокетливее продолжил:

— Это слишком тяжело, боюсь, мне не под силу.

— Ты болен?

— Ну, можно сказать, что я и правда болен, — голос Мо Жаня звучал все тише и ниже, — если не веришь, сам посмотри.

Хотя кончики ушей Чу Ваньнина предательски покраснели, его голос звучал твердо и решительно:

— Не буду я смотреть.

Мо Жань рассмеялся и очень хрипло произнес:

— Тоже неплохо, будь по-твоему.

Несмотря на то, что на словах он был сама кротость и покорность, руки Мо Жаня словно жили своей жизнью и творили, что хотели. Шершавые и грубые, как галька, подушечки пальцев погладили горло Чу Ваньнина, после чего медленно скользнули вверх, чтобы ущипнуть его за подбородок.

— Хватит… распутничать!

Из-за того, что он ничего не видел в этом тумане, остальные чувства обострились до предела. Чу Ваньнин чувствовал, как Мо Жань наклонил голову и его горячее и влажное дыхание опалило его затылок и шею, породив в теле невольную дрожь возбуждения.

— Братец Ваньнин, почему ты дрожишь? Неужели тоже боишься призраков?

— Хватит болтать без толку!

Мо Жань мягко рассмеялся, ласково обняв его сзади, поцеловал