bookmate game
ru
Джефф Райман

Детский сад

Notify me when the book’s added
To read this book, upload an EPUB or FB2 file to Bookmate. How do I upload a book?
  • forestssingeternallyhas quoted7 years ago
    В Чехословакии по-прежнему была Пасха, и Любящая поднималась по лесистому холму вместе со своими родителями.
    Она все еще была одета ангелочком, со звездой и серебристыми крыльями из фольги. Она утомилась, и родители время от времени подхватывали ее за обе руки и поднимали в воздух. И она летела.
    Склон сделался более пологим, и стало больше света: Любящую в очередной раз приподняли и опустили как раз на вершине холма, где пушистыми беличьими хвостами стояли устремленные ввысь лиственницы. Она огляделась и завизжала от восторга.
    На вершине холма стоял ее дом. А над жарким белым его известняком возвышалась липа, ее lipy. Ребенок, крича от озорной радости, пустился бежать в свое поле – по траве, у которой, казалось, были пальцы и ладони. Трава улыбчиво расступалась. «Tatinka, Maminko!» – смеясь, бежали вслед за ребенком имена-призраки. Отовсюду лился свет, а в воздухе со щебетом кружили птицы. Калитка в сад с утра оставалась открытой.
    Эта калитка будет оставаться открытой в любой момент – здесь, сейчас, в Чехословакии или в Англии. Всегда.
  • forestssingeternallyhas quoted7 years ago
    Как и Консенсус, она представляла собой структуру, вместилище, которому надлежало опустеть.
    Милена умерла.
    Уединившись в тишине, она разделилась. Все составляющие ее сущности были отпущены на волю: младенец и дитя, сирота в Детском саду, актриса и режиссер, жена и Народная артистка, Милена-Ангел, Милена-онкоген, Милена-носившая-ум-Хэзер и Милена-вспомнившая-Ролфу.
    Они поднимались вверх, словно белые страницы написанной речи, брошенной на ветер. Страницы взлетали, как листья, разбрасываясь по своим вечным Сейчас. Эти Сейчас более не сообщались между собой ни во времени, ни в рамках единой сущности. Они выходили за пределы времени, туда, где может быть изложена вся правда целиком. Чтобы высказать всю правду, нужна целая вечность, и лишь усилиями любви она умещается в переплет единого тома. Это и есть Третья Книга, выходящая за пределы слов или скудного воображения. Чтобы покинуть Чистилище, нужна Комедия.
  • forestssingeternallyhas quoted7 years ago
    Все тело лежащей сияло ярчайшим светом, как будто оно было сделано из полупрозрачного стекла, освещенного изнутри.
  • forestssingeternallyhas quoted7 years ago
    Камни и почва, растения и позвоночные, сами звезды – все незаметно для себя лучилось неброскими волнами гравитации. Звезды и Земля тоже были живыми, одушевленными; можно сказать, мыслили. Их позывные напоминали радиопомехи в прямом эфире – глухой фон немолчных голосов, пытающихся что-то донести до всех.
    Мы взросли из них как Жизнь, потому что они ждали от нас этого. Мы были им нужны, чтобы осуществлять за них функцию зрения и осмысленной речи. Все, даже ненависть, произрастало из любви.
    Io ritornai da la santissima onda…

    Я шел назад, священною волной
    Воссоздан так, как жизненная сила
    Живит растенья зеленью живой,
    Чист и достоин посетить светила.
  • forestssingeternallyhas quoted7 years ago
    Она чувствовала Вселенную, ее туго натянутые, как на ткацком станке, нити. На станке, где она сама была челноком.
    Вселенная тянула, изнывая желанием охватывать, жаждой сплачивать и удерживать все в совокупности. Линии разнимали небытие, взбивая его в сияющие сгустки энергии, прообраз материи. Энергия и материя были едины, и обе создавались безудержным стремлением; неутолимой жаждой души под названием «созидание».
  • forestssingeternallyhas quoted7 years ago
    Матрица Ролфы поймала ее и держала в своих объятиях. Она нашла ее, и произошло взаимопроникновение. Матрицы их нервов, их жизней слились воедино. Линии подпрыгивали от импульсов, высвобождая память, обмениваясь узнаванием, взаимным влечением, наполняя их обеих. Они купались друг в друге, отчего статикой потрескивала память; часть Вселенной, созданная силами обоюдного влечения. Любящая стала единым целым с той, которую любила.
  • forestssingeternallyhas quoted7 years ago
    Там, за пределами тела, мир был необычайно красив; как на самой вершине горы, где и днем различимы звезды, а ветер – чистый, свежий, прохладный – овевает все пространство и доносит с собой звуки, словно создаваемые самой далью; звучание, которое способен издавать простор лишь тем, что безмолвствует.
  • forestssingeternallyhas quoted7 years ago
    Подобно громоздкому киту, с величавой медлительностью хлопнувшему напоследок хвостом по мутной, нехотя колыхнувшейся водной толще, Консенсус переключил свое внимание с Милены куда-то в другое место. Почувствовалось, как он отстранил мощь своего присутствия, отчего Милена опала, как пустая перчатка; воспоминание, задвинутое на такую глубину, что извлечь ее оттуда не предвидится уже никогда.
    И когда плыл этот кит, из илистых глубин стайками рыбок взметались сонмы душ, разбуженные его присутствием. Последовала цепь ударных волн от внезапных всплесков активности, и целые структуры душ ненадолго пробуждались, вспыхивая неистовой радостью оттого, что им позволено очнуться, приобщиться к жизни, ставшей для них не более чем далеким воспоминанием. Импульсы взвивались, как стрелы фейерверка – метеорами, со свистом, – и, мелькнув, снова гасли.
    И пока Корона Мира уводила свою громаду, Милена уловила ее очертания. Она ощутила каркас, умещающий в себе пятнадцать миллиардов дремлющих душ. Ощутила, что Короны разбросаны по миру, связанные между собой, подобно колоссальных размеров грибнице. И почувствовала, что Консенсус… боится. Консенсус состоял из плоти, а плоть боялась умереть.
    Страх – вот что двигало им. Страх заставлял Консенсус нуждаться в Милене для его межгалактической миссии. Страх заставлял его желать любви Милены. Страх делал его опасным.
    Милена-матрица ощущала, как новый ум у нее пустеет, наливается сонливостью. «Я свой выбор сделала, – подумала она. – Боролась как могла. И не испугалась». Она чувствовала вокруг себя лес. Это был лес из детей, пойманных и запертых. Вот уж поистине Детский Сад. Оранжерея, где каждый цветок – забытое личико; бутон, ненадолго расцветший и сомкнувшийся вновь.
    Консенсус был структурой, каркасом в такой же степени, в какой им была она, Милена. Он был воплощением логики – таким же, как время и деньги или стихосложение. Таким же, как рождение и смерть, капитализм или социализм.
    Консенсус существует всегда и во всем. Мы всегда делаем то, чего он от нас хочет, потому что являемся его частью, так же как он – нашей. Мы запечатлены в нем, вмурованы в него, а потому подчиняемся логике. Мы рождаемся и нуждаемся в пище; нас бросают на произвол судьбы, и мы вынуждены выживать так, как можем. Мы подчиняемся логике любви и секса; здоровья и болезни старения; младенчества и смерти. Если мы покидаем одну тюрьму, одну структуру, то переходим в другую. Если создаем новую, то заточаем в нее своих детей. Мы всегда боролись за то, чтобы уйти от Консенсуса, но в итоге всегда оказывалось, что мы исполняем его волю. Мы боремся и подчиняемся одновременно, едины в двух смыслах.
    Милена слушала гаснущие в отдалении крики детей.
    «Я пыталась им помочь», – думала она сквозь густеющую дымку сна.
    «А сейчас я умру. Вот ведь как: я уже давно ждала этого момента. Так ждала, что никакого потрясения смерть уже не вызывает. Я несвободна, и свободной никогда не была, но удивления от смерти у меня тоже нет».
    И тут откуда-то донеслась музыка.
    Тихо, словно издалека. Созданная воображением музыка, приходящая к ней на волнах мысли. С томительной, горьковатой нежностью. Музыка была словами, превращенными в ноты.
    nostro intelletto si profonda tanto
    che dietro la memoria no puo ire…

    Затем что, близясь к чаемому страстно,
    Наш ум к такой нисходит глубине,
    Что память вслед за ним идти не властна…

    Это была неисполненная музыка Третьей Книги, когда Данте вслед за Беатриче ступает в Рай.
    Это была матрица Ролфы, тихонько поющая в полусне. Даже Ролфа оказалась ввергнута, как в клетку, в логику и выполняла ее волю. Милена как будто засыпала под колыбельную в объятиях Ролфы.
  • forestssingeternallyhas quoted7 years ago
    У него была какая-то безмолвная тень, ученый по имени Джордж. Вспомнился этот слабо различимый призрак; молчаливый довесок, используемый лишь как резервуар свободной памяти, но без всяких функций – он не мог ничего сказать и не мог ничего сделать. Вот и ей предстоит сделаться тенью – какой была для нее Хэзер, каким у Боба был Джордж. Уподобиться вирусам – этим полуживым, плавающим в чужом мозгу, не сознающим себя амебам.
  • forestssingeternallyhas quoted7 years ago
    Слов опять же не последовало. Была лишь несокрушимая воля, неиссякаемая и запредельно чуждая мысль.
fb2epub
Drag & drop your files (not more than 5 at once)