ru
Алек Эпштейн

Забытые герои Монпарнаса. Художественный мир русско/еврейского Парижа, его спасители и хранители

Notify me when the book’s added
To read this book, upload an EPUB or FB2 file to Bookmate. How do I upload a book?
  • b3174510243has quoted4 years ago
    редполагать, что не встреться на его пути Максим Винавер и Аля Берсон (оплачивавшая его занятия в художественной школе в Петербурге), всемирно знаменитый ныне Марк Шагал таковым бы не стал. Поэтому он был не совсем прав, когда в 1935 году говорил: «В нашем еврейском сообществе нет своего Дягилева, Морозова, Щукина, чутких ценителей и страстных собирателей произведений искусства, организаторов культурного пространства»462. Таких людей было действительно мало, но они были, в том числе в его собственной жизни, которая без них сложилась бы явно иначе. Я. Ф. Каган-Шабшай, покупавший работы М. З. Шагала в Москве в дни Первой мировой войны, был менее обеспеченным человеком, чем И. А. Морозов и С. И. Щукин, но не менее чутким ценителем и страстным собирателем произведений искусства, чем они463. Да и супруги Цетлины организовывали культурные проекты с меньшим размахом, но не меньшим энтузиазмом и бескорыстием, чем С. П. Дягилев.

    Побывав в столице Франции в 1927–1928 годах во второй раз, Амшей Нюренберг с горечью писал: «Художественный рынок современного Парижа принадлежит шайке разудалых дельцов, прошлое которых формировалось в неопрятных коридорах биржи. <...> В Париже нет теперь так называемых маршанов-коллекционеров, любителей искусства. От них остались одни легенды
  • b3174510243has quoted4 years ago
    Наиболее значительные произведения искусства, созданные художниками «Парижской школы», в целом достаточно хорошо известны, однако среда, в которой эти художники жили и работали, как правило, игнорируется. О Модильяни и Шагале, Пикассо и Сутине пишутся все новые и новые книги, снимаются фильмы, превращая их в героев-одиночек, которыми они были лишь отчасти. Они не смогли бы выстоять и пробиться, если бы вокруг них не было творческой среды, во-первых, и ценивших и стремившихся помочь им людей, зачастую весьма ограниченных в средствах, но горевших их искусством, во-вторых. Можно только догадываться, насколько более благополучной и плодотворной могла бы быть жизнь тех же Амедео Модильяни и Хаима Сутина, будь Леопольд Зборовский и Берта Вайль людьми более обеспеченными. И можно с немалой степенью уверенности
  • b3174510243has quoted4 years ago
    Период 1905–1915 годов ранний не для Анри Матисса, а для фовизма. Судьба этого живописца служит важным напоминаем о том, насколько невосприимчиво даже справедливо считающееся культурным общество к новым художественным веяниям. За считанные десятилетия до первых попыток Анри Матисса заинтересовать современников своим творчеством общество и музейно-академический истеблишмент отторгали импрессионистов, а затем постимпрессионистов, которые к началу XX века уже прошли длинный путь к признанию. Этот тогда еще совсем недавний опыт, казалось бы, мог сформировать в обществе и культурно-художественном истеблишменте парадигму восприятия нового. Однако этого не произошло, и начавший свой путь в середине первого десятилетия XX века фовизм столкнулся с полным неприятием и отторжением: фотохудожник Феликс Надар написал, что «публике в лицо швырнули банку красок», а арт-критик Гюстав Жеффруа возмущался «размалеванной эксцентричностью» работ Анри Матисса461. Помня об этих грандиозных ошибках и зная, за какие громадные суммы продаются сейчас произведения Матисса и его единомышленников, в начале своего пути не имевших денег покупать краски и холсты, чтобы эти произведения создавать, хочется надеяться, что в настоящем и будущем человечество больше не повторит подобных ошибок. В конце концов, главная память, которая остается о любой эпохе, — это память о произведениях искусства, в эту эпоху созданных
  • b3174510243has quoted4 years ago
    Однако игнорировать международный успех Марка Шагала было невозможно, и в 1977 году он получил звание почетного гражданина Иерусалима, а в 1981-м — самую финансово значительную в Израиле и очень престижную премию фонда Вольфа в области искусств. С ним в разное время встречались высшие руководители Государства Израиль, а его ретроспективную выставку 1951 года открывал первый президент страны Хаим Вейцман.

    Идея создания персонального дома-музея Марка Шагала, которая высказывалась художнику еще в ходе его приезда в Израиль в 1951 году, не была забыта и позднее. Шагал, однако, предпочел создать свой музей не в Израиле, а во Франции, в 1966 году подарив собрание своих работ Пятой республике, благодаря чему в 1973 году в Ницце открылся Musée national message biblique Marc Chagall [«Национальный музей „Библейское послание Марка Шагала“»]. Известный швейцарский архитектор Маркус Динер (1918–1999), многолетний поклонник творчества Шагала, еще в 1964 году предлагал спроектировать в Иерусалиме музей, в котором бы экспонировались работы Шагала на библейские темы, но сам художник предпочел Францию. О том, насколько непростым было для него это решение, свидетельствует биограф Шагала Яаков Бааль-Тшува, общавшейся с художником с 1951 года: по его словам, в ходе их беседы, состоявшийся спустя многие годы, уже незадолго до смерти гения, Шагал спросил: «Они все еще сердятся на меня в Израиле за то, что я отдал эту монументальную работу Франции?»452

    В том, что музей Шагала в Израиле так и не появился, виноват, в общем, сам художник, отвергший целый ряд подобных предложений; а вот то, что ни в Израильском музее в Иерусалиме, ни в Тель-
  • b3174510243has quoted4 years ago
    Марк писал мне: «Идочка собирается в Израиль на открытие моей выставки. <...> Сто семьдесят девять работ будут выставлены в Тель-Авиве, Иерусалиме, Хайфе и Эйн-Хароде — великое событие! Меня пригласили провести там июнь, это будет мой первый официальный визит в Государство Израиль!»

    <...> Марк держался немного сдержанно со всеми этими щедрыми людьми, которые встречали его не только с энтузиазмом и восхищением, но и с нескрываемой любовью. Израильтяне стремились завлечь к себе этого прославленного сына еврейского народа; он был резной фигурой, украшавшей их корабль, они нуждались в его поддержке и престиже. Моше Шарет, министр иностранных дел, предложил Марку прекрасный дом в Хайфе и денег на расходы, если он согласится ежегодно проводить в Израиле месяц или два. Марк ничего не сказал, но кивнул благодарно, растопив эти чувствительные сердца своей чудесной улыбкой. Неудивительно, что израильтяне почувствовали себя обманутыми, когда примерно через год Марку пришлось разочаровать их.

    Марк знал, что верность Израилю должна быть безусловной. Этим людям было нужно или все, или ничего; они боролись за свои жизни и выжили. Но Марк был осмотрителен, ему хотелось пользоваться благосклонностью везде, и прежде всего во Франции — именно здесь его творчество слыло универсальным. Марк не хотел, чтобы его считали еврейским художником, а для израильтян это было предательством.

    <...> Излишне говорить, что Марк не испытывал ни малейшего желания жить в Израил
  • b3174510243has quoted4 years ago
    Человек сотворен по образу и подобию своего искусства».
  • b3174510243has quoted4 years ago
    Еврейство волновало Вальдемара Жоржа и как человека, и как искусствоведа. В своей небольшой монографии, посвященной Хаиму Сутину, опубликованной уже в 1928 году, Вальдемар Жорж писал: «Видели ли вы детей, играющих на улицах гетто?.. Их изможденные лица отмечены печатью горести. В их играх нет ребячества. Их крики напоминают долгие тоскливые песнопения»397.

    Но если кому-то из них удается все же вырваться из тех мест, в которых им было судьбой предписано жить, то, как утверждал Вальдемар Жорж, с духовной точки зрения они становятся необыкновенно свободными, они проявляют способность существовать вне ограничений, которые накладывают как общественные нормы, так и художественные условности.
  • b3174510243has quoted4 years ago
    Вообще говоря, отец Марии, Самуил Григорьевич Тумаркин (1844–1922), был известным московским ювелиром и человеком состоятельным, но ни он, ни его дочь никогда не имели привычек нуворишей. Они жили, помогая другим, десятилетиями поддерживая деятелей культуры во времена, когда пушки говорили так громко, что казалось само собой разумеющимся, что «не до муз». Они, к счастью, всегда рассуждали иначе.
  • b3174510243has quoted4 years ago
    Вернувшись в Париж (где они поселились в собственной квартире на rue de la Faisanderie, 118, где жили до 1925 года) после поражения Февральской революции и начала «красного террора», Цетлины выслали деньги и полученную специально для него французскую визу Ивану Бунину, бедствовавшему тогда в Белграде, о чем великий писатель и будущий Нобелевский лауреат с благодарностью вспоминал всю жизнь
  • b3174510243has quoted4 years ago
    Главное же, что всю жизнь делали Цетлины для деятелей культуры — они в прямом смысле слова кормили их. «В зиму 1917/18 года в Москве Цетлины собирали у себя поэтов, кормили, поили; время было трудное, и приходили все — от Вячеслава Иванова до Маяковского», — вспоминал десятилетия спустя Илья Эренбург345. В 1918 году Цетлины лишились своего московского дома в Трубниковском переулке, но и в эмиграции продолжали поддерживать русскую культуру и ее творцов. Марк Алданов (урожденный Ландау, 1886–1957) и его будущая жена эвакуировались из Константинополя в апреле 1919 года на корабле, который арендовали супруги Цетлины. На том же катере спасались, кстати, Наталья Крандиевская-Толстая и Алексей Толстой346, впоследствии отплативший Цетлиным злом и едким сарказмом за их доброе к нему отношение и помощь.

    Как отмечалось в статье о Цетлиных, «еще в десятых годах их гостеприимство и стремление жить интересами передовой интеллигенции России привлекали к ним приезжавших в Париж писателей, художников, издателей, политических деятелей
fb2epub
Drag & drop your files (not more than 5 at once)