Третья рота

Мне уже тридцать лет, у меня два сына, и один удивительно похож на меня. Я смотрю на него, на его ручонки и капризные губы… и возникает необоримое желание ещё раз прожить, хотя бы в воспоминаниях, свою жизнь над золотым Донцом, в тихом шуме верб и осок, в янтарном цвете акаций и церковном звоне, теперь чуждом, а когда-то таком мистическом и родном…

Он ходил немного сгорбившись, в сапогах и рубахе, подпоясанной верёвкой, любил петь грустные украинские песни и писал стихи. Говорил он по-русски. Это был феномен и жертва того времени.

от вы, Сосюра, поэт. Почему бы вам не написать про поросят. Это так поэтично…

ласку, еду, они обогатили новыми красками мою душу, и она расцвела, ярко и любовно освещённая свободной мыслью. Они дали мне крылья, дали будущее, они открыли мне огненные пространства, полные золота и крови… Красота и сила открыли мне свои объятия, своё лицо. И после того, как я увидел живые картины в кино, где под волшебную музыку проплывало перед глазами то, что можно вызвать лишь силой воображения, когда читаешь книгу, я так намозолил глаза хозяйке иллюзиона, что она разрешила мне бесплатно смотреть картины

Так и умер сын помещицы от любви, от неразделённой, проклятой любви.

Не так страшен выстрел, как его ожидание.

Он очень любил маму и всё просил её не отходить от него. Мать наклонялась над ним, а он смотрел на неё мутными уже глазками и всё снимал у неё с волос на затылке какие-то «катышки».

(мы часто подглядывали, как Поля с Ваней целовались):
— Вов, а Вов! Когда же мы поженимся?
Я отвечал ей, как Ваня, хриплым и прерывистым «басом»:
— Погоди, вот я заработаю много денег, справлю себе спинжак, куплю гармошку и корову, а потом сядем на ту корову и убежим.

Я очень полюбил его, и мы стали дружить. Это был сын рудничного фельдшера Коля Канарейкин.