Философия и событие. Беседы с кратким введением в философию Алена Бадью

Коммунизм – это допустимое имя, обозначающее единственную политическую истину, которая есть всеобщее равенство без ограничений.

Различные виды фашизма и национализма отрицают эту безграничную справедливость; они не понимают универсального, то есть состояния без исключений и без иерархии среди людей.

Например, наше настоящее обещает политику без неожиданностей. Голосуйте за левых или за правых, голосуйте, и пусть все идет своим чередом. И при этом неравенство между людьми может сегодня сравниться разве что со спокойным цинизмом капитализма. «Надо принимать мир таким, как он есть» – вот вечный припев человека как животного. Он приспосабливается к этому миру или присваивает его.

В той мере, в какой последняя является данной, определенной и организованной структурой, событие – это внезапное вторжение в эту сцену множества вещей, элементов, которые не были ни данными, ни определенными. Можно сказать, если развить эту мысль до конца, что событие – это пришествие, просвет, вспышка, мгновение пустоты, скрытой в ситуации, погребенной в структурах.

Возможны две ошибки в тезисе о бесконечности бытия, этой бесконечной множественности: первая – это религиозная интерпретация, которая понимает Бесконечность в качестве Бога. Но, на самом деле, нет ничего банальнее бесконечности, которая слагает все вещи и делает из мира бесконечное сложение и разложение. Вторая ошибка – считать, будто бесконечность – это хаос, радостный и непроницаемый. Это ошибка Делеза. Он остается романтиком бесконечности или своеобразным учеником колдуна: ему хотелось, чтобы мир походил на литературную магию, был уникальным гигантским вихрем, хотя он, очевидно, сделан из законов и стабильностей разного рода.

Материализм был физическим (Эпикур), биологическим (Ламетри), историческим, диалектическим и социологическим (Маркс), но он никогда не обосновывался математикой и логикой в столь систематичном и полном виде.

Но и условиями философии, поскольку она, ни в коем случае не являясь первичным истоком, существует лишь тогда, когда встречается с этими формами человеческой деятельности. Она ставит вопрос о том, что составляет эти условия, и пытается понять, что поставлено на карту в каждом из этих условий, как и в их сосуществовании.

Я утверждаю, что любой мыслящий дух, каковое бы ни было его органическое строение и его материальное место, понимал бы математику.

Я думаю, что сила математики в том, чтобы никогда не позволять конечности нашего созерцания нас ограничивать. Если нет противоречия, нужно идти вперед! Конечно, эта точка зрения совершенно противоположна критической, кантовской, неокантианской, интуиционистской и т. д. традиции философии. Традиции, которая, по сути, всегда говорит: «Внимание, мы больше не можем идти дальше, чем созерцание, которое сопровождает наш опыт».

Что касается настенных граффити, за ними стоит большая традиция, даже, можно сказать, скрытая традиция. В своих лучших проявлениях, особенно в спонтанности, граффити является прямым потомком афишизма двадцатых годов, а потому является творением русского модернизма. В первоначальной советской иконографии можно найти множество вещей, которые предвосхищают граффити. Также можно вспомнить о великолепной настенной живописи мексиканской коммунистической школы тридцатых