Vox Medii Aevi

Существование в устойчивом социальном и бытовом контексте и умирание вне его — одно из свойств визуального юмора

Бергсон писал о том, что юмор — это общечеловеческое явление [3]. Действительно, существуют такие аспекты комического, которые независимо от дистанций — неважно, временных или пространственных — свойственны почти всем культурам. Некоторые темы средневекового юмора будут легко понятны нам, поскольку являются темами извечными или высмеивают проблемы, которые существуют в нашем обществе до сих пор. Среди таких сюжетов оказываются секс и все, что связано с телом, пьянство, глупость, недостойное поведение представителей церкви, коррупция властей и высмеивание всех, кто «другой». Но часто юмор обусловлен контекстом, специфичен для своего времени и места и глубоко индивидуален. Не зная личности Жоффруа, мы не поймем тонкостей его шутки. Весьма вероятно, взглянув на его печать, мы не распознаем даже само наличие юмора.

Один из самых сложных вопросов к документам эпохи состоит не в наивном «смеялись ли люди в Средние века» — потому что, конечно же, смеялись — и даже не в том, как именно и над чем смеялись. А прежде всего, как нам, историкам, изучать доносящиеся сквозь вековой туман отголоски средневековой комедии? Как научиться распознавать и видеть юмор, созданный столетия назад? И, главное, как нам не выдать свое чувство юмора за средневековое?

Многообразие юмора

Идея «средневекового юмора» [4] — понятие с широкими границами, растяжимое в хронологических и географических рамках, которое существовало во множестве форм. Его многообразие можно, как это сделала Марта Бэйлесс, условно разделить на юмор вербальный и визуальный [5].

одна из классических теорий смеха — теория превосходства, согласно которой мы смеемся над тем, что считаем ниже себя: в каждой шутке есть элемент уничижения

Златоуста часто цитируют в связи с запретом смеха, но забывают добавить, что сразу после слов о несмеющемся Христе богослов добавляет: «И это я говорю не для того, чтобы подавить всякий смех, но для того, чтобы устранить рассеянность ума»

Его многообразие можно, как это сделала Марта Бэйлесс, условно разделить на юмор вербальный и визуальный [5]. К первому относятся фаблио, басни, комические новеллы, сатира, загадки и многочисленные формы комической поэзии. Помимо юмористических произведений, исследователи находят немало юмора в других литературных жанрах, включая эпическую поэзию [6]. Ко второму — деревянная резьба мизерикордий [7], маргиналии [8] манускриптов, пародийные паломнические значки, гаргульи и даже некоторые серии витражей [9]. Если значительная часть вербального юмора принимает формы, знакомые аудитории XXI в., то формы визуального средневекового юмора намного более специфичны для своего времени и места и не находят аналогов в современном мире. Существование в устойчивом социальном и бытовом контексте и умирание вне его — одно из свойств визуального юмора

При английском короле Генрихе II прославился Роланд Пердун, способный заменить своим задним местом целый оркестр

Средневековый юмор, таким образом, существовал в спектре от непристойностей Роланда Пердуна до изысканных визуальных шуток, подобным печати Жоффруа л’Аббе

Может, Христос в Евангелиях и не смеялся, но у Бога в Средние века, судя по всему, было неплохое чувство юмора

На практике средневековый смех существовал внутри парадоксов. Одни градации смеха могли быть атрибутами дьявола, другие — ангела. Смех был одновременно неотъемлемой частью человеческой природы и страшным грехом.